Ростовцева Алена

МОЯ ВОЛЬНАЯ АВТОБИОГРАФИЯ

Я родилась в год Олимпиады в Москве, но не в Москве. Мама поехала из Берлина рожать меня к себе на Родину. Я родилась в Саратове. Первый год моей жизни прошел в доме, который был построен на месте фруктового сада, по весне радующего губернатора Петра Столыпина своим нежным, розовым цветением. Сюда, именно в этот особняк, и приезжал Михаил Булгаков к своей юной, первой жене Татьяне. Все уже об этом забыли, но мне эта тайна известна. Представьте, еще живы побеги ТЕХ самых вишен, что давно успели состариться.

В Саратов я возвращалась много раз, разыскивать его особую певучую волжскую душу. Но так и не разглядела ее в том мире, где меня белую и русскую не признавали за свою. Когда мне исполнился год, мама улетела к отцу в Берлин, где отец начал служить помощником военного атташе. Молодые, влюбленные друг в друга родители относились ко мне скорее как к их неизменной и равноправной составляющей, получив в итоге независимое молодое создание, которое в 2 два года имело право голоса на семейных диспутах.

Когда мне исполнилось 15, город предстал передо мной объятым со всех сторон горами и удивил своей необозримой протяженностью, куполами сияющих на солнце церквей. Это был иной город, полный другого воздуха - волжского, свежего, по-осеннему прозрачного. И стремительный ветер летел с Волги до самых гор.

Моя память детства остра, она хранит в себе воспоминания светлые, яркость которых не меркнет от прожитых лет. Они приходят ко мне во всей своей первозданной красе, отпуская порой в те дни раннего детства, что кажутся невозможно далекими для самого слова «воспоминания».

Однажды прочитав у Шкловского строчку: «В час утра, когда белую нитку можно отличить от голубой, я произношу слово «любовь», я неожиданно оказалась в нашей первой берлинской квартире на Ляйпцигер штрассе.

Мне 3 года и я только что проснулась в тишине большого спящего дома. Огонь камина давно погас. Только что расцвело. За окнами стоит раннее утро нового дня. Я лежу в своей кроватке с еще высокими перекладинами по бокам и вытягиваю из пододеяльника нитку, пытаясь понять, белая она или голубая. Нитка скручивается в моих руках, и я остаюсь в полной уверенности, что она живая.

Из Берлина мы каждое лето, минуя Брест, отправляемся домой, в Россию. На польской границе я свешиваю свою улыбающуюся кудрявую льняную головку с верхней полки и ловлю радостные взгляды таможенников: «Ворзелпша панночка….».

Мне всегда казалось, что моя мама – волшебница, и она доказывала это ни раз на протяжении всей жизни. Легкая, светлая, нежная… )) Добрая волшебница. Мое детство было счастливым и безбрежным.

Мне шесть лет. Я бегу. Путаюсь в густой траве поля, маленького военного и, кажется, секретного городка, что спрятался на бескрайних просторах гарной Украины. Мне по силам затащить на 5 этаж свой огромный велосипед «Салют», я умею грести, и сама катаю маму на лодке. Я ловлю рыбу и полностью ассимилировав с местным населением, могу получить у добродетельной селянки кружку парного молока. Мои родители молоды и беспечны. Именно там история впервые вмешивается в судьбу моей семьи. 26 апреля 1986, в день рождение моего отца, под утро мы просыпаемся от гула военных самолетов. Чернобыль находится в 70 км от нас.

В доме музее Ахматовой мне продуло уши. В Репино я разулась и побежала по Финскому заливу босиком, мимо глыб льда, выброшенных на берег той далекой весной. Мимо сосен, отливающих янтарем, мимо, мимо.… В доме-музее Ленина протекала крыша. Квартиру моего любимого Блока в 90 году и вовсе затопило. Аля, Аля.… Это наш питерский ветер! Пушки стреляют. Раз-два три. Раз-два три…

Наводнение.